В последние недели я залпом освоил большую дозу творчества Бориса Акунина, а затем Бернарда Вербера.

Помимо приключений, просветлений и саспенса, у обоих этих современных авторов я обнаружил озвучку следующей проблематики: свобода или порядок.

В одной из деревень в книгах Акунина некий помещик под влиянием масонских идей создал идеальную жизнь. Эдакую Швейцарию в российской глубинке. Идеальные социальные механизмы, совершенное распределение ресурсов, справедливые награды и наказания. В результате в деревне настала эпоха утопического благополучия. Но главному герою не удаётся остаться погостить в этой деревне, он подвергается смертельной опасности, потому что сам гениальный помещик получает письмо от магистра масонского ордена о том, что этого гостя нужно ликвидировать.

В художественной вселенной Бернарда Вербера молодые боги играют в учебную игру, в которой надо на игровой планете создать человечество и управлять своим народом. Одному из игроков удаётся построить цивилизацию просветлённых на отдельном острове. Боги-наставники обвиняют игрока в читерстве, напускают на остров цунами, рассеивают его просветлённый народ по миру и горе-игроку приходится снова собирать свой народ по крупицам, пытаясь сохранить хотя бы самые важные элементы их великих знаний.

Сквозящая в этих художественных образах проблематика — это вопрос о том, что ценнее: благополучие ценой свободы или свобода ценой благополучия. Точнее сформулировать так:

• Благополучие при условии неукоснительного соблюдения правил;
• Свобода воли, свобода выбора, отсутствие страха, даже если это уменьшает уровень внешнего благополучия.

Утопия или анархия.

Мои близкие друзья знают о том, что когда мне было три года, меня спонтанно посетило первое, и, наверно, единственное мистическое переживание. Это переживание привило мне неустранимый вкус к свободе. И с тех пор любая структура, любой свод правил, любые этические, социальные, религиозные нормы, догмы и предписания мне виделись, как красивые, стройные, или стрёмные и кривые молекулы, плавающие в безграничности космоса. И я видел все эти структуры-молекулы со стороны. Всякая попытка стать атомом внутри даже самой совершенной из этих молекул приносила мне некую пользу, но рано или поздно моя настоящая родина — бескрайность неограниченной свободы — снова начинала меня звать и выдёргивать мягко или с мясом из лона молекулы, с которой я уж было и сроднился.

Отклеившись от очередной молекулярной структуры, которую я находил и продолжаю находить лучшей из всех, что я видел, я решил, что могу позволить себе роскошь не встраиваться больше ни в какие системы. Конечно, тут речь идёт обо мне — о духе, которым я являюсь. Своё тело я стараюсь кормить по расписанию и водить в баню, свою предпринимательскую деятельность я зарегистрировал и плачу налоги, но мой дух я решил оставить свободным.

Это решение, конечно, аукнулось. Как герою из книг Бориса Акунина, моему духу пришлось покинуть идеальную деревню и выбрать скитания. Моему народу пришлось покинуть утопию на отдельно взятом острове и пойти в мир, находя изощрённые способы сохранять свои ценности, но оставаясь приличными членами новых обществ. Выбрав свободу, я столкнулся со множеством неудобств. Во-первых, в космосе бывает холодно. Во-вторых, стоит только причалить к тому или иному порту, как местное купечество начинает брать меня в оборот, обкладывать обязательствами и привязывать договорённостями. Когда снова приходит попутный ветер, мои матросы то и дело теряют лицо в глазах горожан, уходя на корабль. И я считаю совершенно справедливыми все обвинения меня в непостоянстве и все пушки, которые готовы палить в мои корабли при попытке приближения.

Но вскоре я заметил, что безвоздушное пространство открытого космоса — хоть и безвоздушно, но не бездушно. Я заметил, что в открытом космосе кроме меня есть кто-то ещё. И ещё кто-то. И ещё кто-то. Сначала я заметил одного странника, потом ещё пять, затем ещё десять…

Я обнаружил, что космос испещрён потоками свободных частиц, движущихся кто хаотично, кто красивыми дугами. Некоторые проносятся через пространство сверх-световыми лучами. Поосвоившись, я понял, что у этого внемолекулярного хаоса есть свои закономерности, свои траектории, свои законы, правила… Но это никем не придуманные правила. Ни один пророк, ни один мудрец их не спускал никому с вершин своего постижения. Это естественные закономерности, которые являются совершенно естественным проявлением индивидуального разнообразия множества свободных душ.

Все идеи о правильном пути к просветлению, правильной диете, правильной гигиене, правильной этике потеряли значимость. Я стал есть то, что сам нахожу подходящим именно мне именно сейчас. Я стал поступать так, как я нахожу верным на данный момент. Я забыл, что белый лучше, чем чёрный и стал экспериментировать с цветами. Мне пришлось самому разбираться в особенностях функционирования своего тела, своей ауры, своей личности. Мне пришлось самому становиться и капитаном, и кочегаром и боцманом и лоцманом.

Я стал с интересом наблюдать за странствиями других путников и в какой-то момент я обнаружил, что сколько бы я ни летал, ведомый своими собственными склонностями и ориентирами, я снова и снова замечаю, что в окрестностях летают более-менее одни и те же другие путники. Хотя никто не сговаривался, не принимал на себя обязательств, тем не менее, я, сам того не планируя, оказался частью какого-то потока. Этот поток не держит меня, я волен двигаться, куда пожелаю. Но куда бы я ни полетел, одни и те же путники оказываются в зоне видимости. Удивительное проявление самоорганизующегося хаоса.

Одним из этих друзей на пути снова и снова оказывается Чжуан-цзы. Он говорит:

Привольно странствовать сердцем, пользуясь вещами, как колесницей, взращивать в себе Срединное и доверяться неизбежному — вот предел нашего совершенства. Как же можно ожидать вознаграждения за это?

Ещё один спутник сказал:

Я освобождаю себя от любых ошибочных концепций о моих способностях к достижению знаний и мудрости, и информации, которая может приходить от моего духа и из других измерений. Так я могу обретать новые знания, концепции, мудрость, присущие моему пути и являющиеся проявлением моего существа перед другими.

Ещё один старый путешественник сказал:

Пестуй свой город, взращивай своё сердце, научись чувствовать себя свободно, уверенно и весомо в своём собственном месте. И тогда любое путешествие будет лишь расширением твоего города, не будет никакой опасности.

В какой-то момент я обнаружил, что большую часть моих друзей на пути называют даосами. Поэтому я тоже стал называть себя даосом, хотя не очень понимаю, что это может означать.