Top.Mail.Ru

Метка: культура

  • Мракобес или просветлённый

    Мракобес или просветлённый

    На воре шапка горит.
    Можно бросить в воздух: «А кто это у нас тут врунишка?» — и тот, кто знает за собой грех обмана, сразу начнёт оправдываться. Тем самым и выдаёт себя.

    То же происходит и в духовных кругах, когда с высоких шпилей научного сциентизма звучит изобличающий глас: «А кто это у нас тут мракобес и обскурантист?»

    И стоит только этому прозвучать, как некоторые «эзотерики» начинают суетливо доказывать: «Но наши практики научно обоснованы! Вот МРТ, вот публикации, вот квантовая физика, вот ДНК в гексаграммах!» Как будто без этого они ничего не стоят.

    Но для меня это тревожный звоночек. Когда знатоки буддийской или даосской космологии начинают искать в своих традициях доказательства научности — это не расширение горизонта. Это внутренняя неуверенность. Попытка заслужить разрешение на существование от чужой системы координат.

    Но древние знания не обязаны быть научными. Так же, как поэзия, как музыка, как чувство всепронизывающей любви, как молитва, как медитация. Наука может измерить пульс и состав крови во время практики. Может нарисовать графики. Но она не может передать самого переживания. Не может дать опыт.

    Только живая практика в контексте традиционной культуры может это дать. Поэтому я считаю вредной затеей вырывание методов из культурной почвы.

    Можно взять буддийскую медитацию, вынуть из неё весь буддизм, упаковать в веллнесс-обёртку — и получить тысячи нарциссических фриков, сладострастно гордящихся своей духовной уникальностью.

    Но в буддийской традиции подобное состояние известно: это ошибка. Это сбой на пути. Только в контексте культуры можно различить — куда ты пришёл и почему. Голая техника без опоры на традицию становится или пустой, или опасной.

    Это как пересадка печени. Нельзя просто взять орган и воткнуть в первое попавшееся тело. Нужна диагностика, совместимость, поддержка. Почему же мы думаем, что культурные органы можно вырывать и вставлять произвольно?

    Когда мы перестаём оправдываться — мы восстанавливаем силу. Сила традиции — не в доказательствах, не в графиках и не в ссылках на науку. Сила — в ясности пережитого, в глубине, в живом укоренении. Без нужды доказывать. Без страха, что нас не примут.

    И если кто-то чувствует в себе смущение от обвинений в ненаучности — пусть это станет не поводом для оправданий, а приглашением идти глубже. Глубже в связь с живыми традициями. Глубже в то, что не нуждается в разрешении извне.

  • Мистика и лидерство

    Мистика и лидерство

    Наши учителя часто предостерегают нас от вступления в полемику. Обсуждения типа «чья школа круче» — это всё от лукавого, от мутных, уязвлённых эмоций. Полемика с рациональным дискурсом — мол, вы не правы, а мы молодцы — тоже подозрительная затея.

    Что мы можем — это без попытки оправдаться, доказать и заслужить уважение — просто рассказывать о том, к чему сами испытываем уважение.

    Если мы сами стесняемся своего пути, уважительно говорить о нём становится трудно. Мы будем скатываться либо в заискивание, либо в демонстративную напыщенность. Нам будет казаться, что о нас плохо думают, что над нами насмехаются. Всё это может быть и правдой, и мнительностью. Но даже если это правда, ударит это нас только тогда, когда мы сами стыдимся или подозреваем себя в обмане.

    Это след культурного колониализма: европейский рационализм — всегда лучше, чем азиатский мистицизм. И это даже не вопрос психологии или маркетинга. Это вопрос культур и парадигм.

    К нам могут приходить очень сильные клиенты по разным причинам. У кого-то — ломка ценностей. Деньги уже не приносят счастья. Нужно что-то про мудрость, про большие миссии, а человек это разучился, забыл или никогда не умел.

    Бывает, что человек всегда прибегал в своём бизнесе к той или иной магии, астрологии. Просто это не афишируется, но применяется. И к нам он приходит как к очередному источнику тайны.

    Чем выше уровень человека, тем больше в его жизни места для духовности, медитации, волшебства. Чем выше человек заходит, тем яснее становится: простыми цифрами ты ничего не поймёшь и не сделаешь. Там действуют какие-то силы, архетипы, духи континентов, эгрегоры наций. Рационализм остаётся уделом технических менеджеров. Лидеру же приходится идти в культуру, смыслы, дух, состояние, энергии… Там это уже не развлечение, а необходимость и ежедневно ощущаемая реальность.

    Для простого человека все эти энергии — фантазии. Но на самом деле технократизм, материализм и рационализм — это преднамеренный стопор развития, вшитый в систему, чтобы талантливые люди не поднимались слишком высоко.

    Люди повторяют модели трёхтысячелетней давности. При династии Шан правитель был верховным шаманом: его работа была держать состояние, быть в связи с духами предков. Остальное делали министры и работники. Без стабильной ясности духа в ядре общество теряет смысл, ось и вектор. И сейчас во многих компаниях, осознанно или неосознанно, лидеры повторяют ту же модель. Без духовного измерения уже никак.

    ИИ бросает ещё больший вызов. Техническая работа, логика, сбор и анализ данных, создание текстов, изображений, видео — всё это всё больше переходит к машинам. Человеку приходится быть источником нерационального вдохновения, визионерства, медитативных прорывов и мистических прозрений. Иначе роботы тебя опередят.

    Многие из нас — родом из девяностых. Тогда духовность, буддизм, фэншуй, китайщина для многих стали побегом от унылого существования. Этот побег можно видеть как ретрит — уход от мира в поисках духовного света. И рано или поздно нас ждёт возвращение в мир — преображёнными.

  • Целостное мировосприятие

    Целостное мировосприятие

    Научная парадигма предлагает раздробленное мировоззрение. Спорт и калории — отдельно. Психология — отдельно. Градостроительство — отдельно. Медицина, инженерия, айти — всё вроде бы как-то влияет друг на друга, но на практике каждая дисциплина предлагает нам быть «людьми одного угла» — то есть смотреть на мир с ограниченного ракурса.

    На практическом уровне очевидно, что такая аналитическая парадигма приносит ощутимые плоды. Но чем больше у нас лекарств, городов, самолётов и компьютеров, тем актуальнее становятся кросс-дисциплинарные исследования. Как соцсети влияют на этику общения? Или на когнитивные способности? Как городская скученность влияет на здоровье и уровень тревожности? Как медитация влияет на рабочую продуктивность?

    Такие исследования могут приносить ещё более качественные практические достижения. Но дело не только в них.

    Каждый человек несёт в себе тоску по единству, боль разлуки с целостным. Это проявляется в акте рождения, когда мы лишаемся тёплой материнской Вселенной и нас выбрасывает в холодный и не всегда любящий большой мир. Это проявляется в тревожности одинокого городского жителя, у которого зачастую нет ни здоровых семейных связей, ни включённости в коммуну. И каждый решает эту тоску по целостному по-своему.

    Кто-то находит решение в религиозности, которая даёт чувство единства с Высшим. Кто-то создаёт или находит сообщество единомышленников. Традиционная модель прихода, религиозной общины даёт и то, и другое. Кто-то примыкает к политическому или волонтёрскому движению, к социальному тренду. Кто-то ищет соединение с Абсолютом через искусство, через состояние потока — когда ты растворяешься в созидании, забыв о различениях. Кто-то находит это чувство в любви и близости. Кто-то — в семье.

    Но все эти виды исцеления, воссоединения с целостным — это культура, а не наука. А наука с высоты своего пьедестала, с вершины храма сциентизма, продолжает внушать ущербность этих занятий, сводя всё к механике разрозненных частиц.

    Разве что, занявшись фундаментальными вопросами — об устройстве космоса, о коде мироздания, о теории суперструн, — можно приблизиться к этой мистерии единения с всеобщим. Но это сложно и почти никому не доступно.

    И всё же жажда целостного мироощущения заставляет людей отталкивать науку и современность, тянуться в архаику, в древность. Искать лекарство души в традициях, в изначальности, в ортодоксии. Воскрешать древних богов, возвращаться к природному шаманизму. Потому что интуитивно или осознанно люди ощущают в древнем слое восприятия целостный, интегральный взгляд, в котором весь мир — это единый организм, дышащий общими чувствами и смыслами. Где боги ходят среди людей, а сны и видения неотделимы от твёрдых фактов.

    И, может быть, именно это ощущение — не логика, не рациональность, не доказуемость, а трепетная память сердца о цельном мире — и есть то, что возвращает нам реальность.
    Настоящую. Живую. Неделимую.

  • Свобода это рабство

    Свобода это рабство

    Либерально-индивидуалистический дискурс навязывает опасную иллюзию: будто человек полностью управляет своей жизнью и решениями. Эта идея преподносится как самоочевидная истина, аксиома, не требующая доказательств. Иными словами — как религиозная догма.

    Чем опасна эта иллюзия? Тем, что в то время как человеком управляют внешние силы, культурные конструкции или ментальные вирусы, он продолжает упорно верить: «всё решаю я сам». Эта вера делает механизмы управления невидимыми — именно потому, что они оказываются исключены из поля осознания.

    Если же человек не считает себя суверенной, оторванной от всего личностью, а признаёт, что он — продукт воспитания, среды, родовых сценариев, коллективных травм, носитель старой кармы, языка, идеологий, частью которых стал неосознанно, то появляется возможность взглянуть на эти силы. Увидеть, что они сильнее «индивидуальности». И если уж свобода и возможна, то только через признание собственной запрограммированности. Только через взаимодействие с теми силами, что формируют поле сознания. С одними можно выстроить союз и позволить им направлять себя. Другим — сказать: «Нет. Я больше не принадлежу тебе».

    Но этого не может сделать тот, кто живёт в трансе личной автономии. Потому что не осознаёт самих нитей, за которые дёргают.

    Атомизация общества усиливает этот транс. Когда человек вырван из концентрических кругов семьи, рода, традиции, общины — создаётся видимость полной свободы. Множество якобы «независимых» личностей, никаких якобы ограничений. Государство, глобальный порядок — если и существуют, то в виде чего-то абстрактного, не имеющего лица. Люди, не натренированные воспринимать коллективные процессы, не способны различить субъектов за абстрактными системами. Поэтому сознательное управление мышлением и поведением людей остаётся за кадром.

    Либеральный рационалист воспринимает лишь малую часть того, что происходит внутри. Он думает, что именно там он и принимает свои решения. Всё остальное — слепая зона. В ней — гипноз культуры, слепые пятна родовых программ, непрожитые травмы. А ещё — демоны. Паразитические сущности, ментальные и энергетические, питающиеся повторяющимися эмоциями, которые они же и вызывают.

    Пока ты уверен, что свободен — ты порабощён.
    Свобода начинается с прозрения: кто в тебе говорит, кто чувствует, кто выбирает.
    И с решимости укреплять своё ядро — выправлять и собирать себя заново, чтобы стать пригодным сосудом для воли, идущей из глубины.

  • Массовое искусство

    Массовое искусство

    Человеческое общество очень многослойно. Наивно думать, что все всё понимают одинаково. Есть множество самых разных страт, уровней, ниш, кластеров. Это как ком из ниток разных цветов и материалов. Иногда один цвет впереди, иногда другой. Люди разных ниш имеют разные таланты и сильные стороны. Для прогресса попеременно нужны то одни, то другие таланты. То один тип людей лидирует и продвигает общество, то другой тип. Некоторые типы людей нужны в мирные времена, некоторые нужны в опасные моменты. Некоторые нужны большую часть времени, некоторые лишь изредка.

    Здоровое общество способно производить людей всех возможных типов. Оно также способно не исключать совсем временно не актуальных. Всему найдётся своё время и место.

    Со стороны людей вредно не понимать этой динамики. Если какая-то группировка людей начинает думать, что «мы актуальны всегда», то наступит время, когда нужно будет уступить место другим героям. И держаться за свою лидерскую позицию, сопротивляться необходимости уйти на скамейку запасных — опасно. Здоровое общество как единое целое примет такое сопротивление в штыки. Чем сильнее цепляешься за пьедестал, тем яростнее тебя спихнут, чтобы пустить вперёд тех, кто актуален в моменте.

    Но и те, кто вдруг после долгого забвения оказался востребован, могут ошибочно подумать, что «теперь мы тут навсегда главные». Нет, не навсегда. Лишь на время.

    Экстремизм — не в юридическом, а в семантическом смысле — это тяга к крайностям, к категоричности. «Эти люди лучшие и правильнее всех навсегда и иначе мыслить нельзя» — это экстремистская попытка удержать маятник в одной позиции силой. Это нарушает естественные гармонические трансформации обществе. И поэтому отторгается здоровой общественной системой.

    В этом контексте кажется невообразимой возможность создавать искусство, которое бы нравилось всем. Одним людям созвучны одни мотивы и мелодии, другим другие. В одно время дух времени требует одних смыслов, в другое время других. Как это возможно, чтобы одно произведение искусства попадало бы в созвучие сразу со всеми? Кому-то любой шедевр будет не мил. Одну и ту же картину будут то вытаскивать на обозрение, то убирать в запасники.

    В этой динамике можно искать какие-то циклы. Можно пытаться творить образы и смыслы на опережение — чтобы твоя книга оказалась бы актуальной как раз к ноябрю, когда ты её допишешь. А можно обращаться к вечным вопросам, с которыми всегда сталкивается любой человек. Но чем универсальнее вопрос, тем банальнее ответ. Про универсальные ценности всё уже спето шаманами у костра в эпоху неолита.

    Если хочется повторять снова про что-то вечное и универсально важное, то чтобы это было не скучно, нужно владеть высоким художественным мастерством. Писать про универсальные ценности нужно настолько красиво, насколько красиво небо или река. Всегда одно и тоже, но можно смотреть вечно. Если произведение обладает такой природной красотой, то его рассказ про вечные ценности будет нескучен.

    Но делать настолько естественно шедеврально мало кто может. Поэтому продукция про вечные ценности пахнет чаще всего занудством и дидактическими материалами для внеклассного чтения. Это отталкивает. Но отталкивая дидактическую скукоту, важно не зачеркнуть для себя универсальные ценности.

  • Нация в голове

    Нация в голове

    Люди, склонные к эпичным теориям национальной патетики не понимают одной вещи. Я про тех господ, которые увлечённо рассуждают о том, что делали русские или болгары или украинцы в третьем тысячелетии до нашей эры.

    Они не понимают следующего факта. Во всех исторических исследованиях мы имеем дело с разными общностями, которые пересекаются, но не эквивалентны. Вот эти общности:

    • Генетическая общность, популяция. Люди в древние века были ограничены местом обитания. Не было перекрёстного опыления, генетический материал оставался замкнут в изолированных общинах. Так формировались разные рода или породы людей. Как таксы и овчарки. В наши времена уже давно всё перемешалось, люди путешествуют, были волны переселения народов. Но если применить математическую статистику, анализ генетических данных, всё ещё можно выявить остатки тех генетически разрозненных родов, которые существовали когда-то. Границы между ними уже сильно стёрты, но не до полной гомогенности.
    • Языковая общность. Носители одного языка. Правда вопрос, что считать одним языком. Сейчас при наличии государственных границ, центрального телевиденья, официального столичного языка, можно чётко разделить, например, польский и чешский. Но раньше, да и теперь во многих местах, язык меняется плавно от деревни к деревне. Карта языков больше похожа на градиентные пятна, чем на чёткие круги. Но лингвисты как-то справляются. Сегодня концепция языка — это политический феномен. Если одна деревня вдруг получает политическую независимость, то то, что вчера считалось диалектом, вдруг переименовывают в язык. Учёные, чтобы не связываться с политическим понятием языка, придумали термин «идиом». По сути этот тот же язык, но без политики. И эти языки или идиомы эволюционируют со временем. То, что было одним языком, спустя века распадается на несколько разных как болгарский и сербский. То, что было разными языками, бывает, сливается в один: северный восточнославянский идиом слился с новгородским, — и возник русский.
    • Культурная общность. Люди, проживающие рядом, склонны иметь похожий образ жизни. У них общая экономика, общие способы ведения хозяйства, схожий рацион питания, похожая мода на одежду, посуду. Схожие дома и технологии строительства. Сказки, легенды, анекдоты, песни, ритуалы, верования.
    • В более поздние века культурная общность заменилась на религиозную. Материальная культура в условиях повышенной мобильности технологий может стать одинаковой. Архитектура и сельское хозяйство унифицировались. Все стали носить одинаковые костюмы. Но потребность иметь «своих» осталась. Эту функцию стала выполнять религия. Католики, протестанты, православные, иудеи, мусульмане, буддисты… Культурные различия сосредоточились вокруг религиозных конфессий по мере того как в светской жизни всё становилось схожим.
    • В совсем уже новое время — конец XIX, начало XX века на смену религиозной идентичности пришла национальная. Это очень новое изобретение.

    Генетический профиль человека можно определить анализом ДНК.
    Языковую принадлежность можно определить на слух.
    Культурную идентичность можно понять по образу жизни.
    Религиозную конфессию можно определить по обрядам и ритуалам, которых человек придерживается.
    А национальную идентичность объективно никак не определить. Национальности нет ни в генах, ни в языке, ни в культуре, ни в церкви. Национальность есть только в голове.

    Эти разные идентичности могут пересекаться, но они не эквивалентны друг другу. Носители похожих генов могут говорить на разных языках. Носители одного и того же языка могут вести разный образ жизни. Люди, живущие в одной и той же культуре, могут исповедовать разные религии. Приверженцы одной и той же религии могут относить себя к разным национальностям.

    И наоборот. Люди одной и той же национальности, могут исповедовать разные религии. Верующие одной конфессии могут иметь сильно разные материальные уклады жизни. Носители одной и той же культуры могут говорить на разных языках. Носители одного языка могут иметь совсем разные гены.

    История знает множество примеров, когда одна из этих идентичностей менялась, а другие оставались нетронутыми. Например, ничего не изменилось, но люди вдруг перестали считать себя болгарами, и начали считать себя македонцами. Или всё прочее осталось как раньше, но все перекрестились в другую религию. Или ничего не изменилось, но люди вдруг начали говорить на другом языке, как индийцы на английском. Или ничего не поменялось, но быстро изменилась материальная культура в результате важных изобретений. Или всё — и язык, и культура остались прежними, но миграция привела изменению генофонда. Я тут, конечно, немного упростил. Перемены одного элемента сопровождаются искажением и сдвигом в других слоях, но эти перемены и сдвиги на разных слоях не синхронны и не соразмерны друг другу.

    Становится совершенно непонятно — когда любители громких историй заявляют, что «наши» строили египетские пирамиды, — кого они подразумевают под «нашими». Генетически родственных биологических особей? Носителей языка-предка нынешнего языка автора? Носителей какой-то древней культуры, элементы которой остались и сейчас? Религии тогда были совсем другими, а национальных идентичностей не было вовсе ещё двести лет назад.

  • Уважение как основа перемен

    Уважение как основа перемен

    Вечная проблема российской либеральной оппозиции — со времён Достоевского до наших дней — это чувство разочарования в народе. Они как будто смотрят на русского мужика и думают: «Что ж ты такой убогий и дремучий-то? Надо бы тебя умыть, причесать, научить уму-разуму, глядишь и выйдет из тебя что-то толковое».

    Похожим образом относились европейские колониалисты к американским индейцам, африканцам, индийцам. Эдакий снисходительный укор.

    Так некоторые родители смотрят на своих детей: «Что ж ты у меня такой непутёвый-то? Эх, ничего-то ты не умеешь, снова тебе надо объяснять банальные истины!»

    Такой снисходительный укор сам по себе унизителен. Либерал ещё ничего не сказал, только посмотрел в камеру, а мужику уже должно стать стыдно за то, что он портит всем жизнь своим существованием.

    Такое родительско-детское отношение было и у помещиков, царских элит по отношению к рабочим и крестьянам. И мы знаем, к чему это привело. Людям не нравится, когда к ним относятся как к отсталым. Это ощущается как унижение, оскорбление, эмоциональная агрессия. Если в древние времена рабства и отсутствия человеческого достоинства быть холопом было нормой, то по мере просвещения и эмансипации, в народе всё больше зрел запрос на признание их права на уважительное отношение. Это привело к череде революций в начале XX века, но, кажется, что либеральные элиты ничему не учатся. Они всё с таким же поучающим видом смотрят на незрелых тупиц, какими им представляется большинство россиян.

    Парадоксальным кажется противоречие в либеральных умах. Кажется, что они толерантны к тому, что мальчики хотят считать себя девочками или котиками, но нет никакой толерантности к желанию простого русского человека получать уважение к своему мнению. Если мальчик объявляет себя девочкой, мы должны уважать его самовосприятие. А если русский человек хочет порядка в своей стране, то он тупой и не понимает всех благ просвещённой цивилизации.

    К сожалению, а может быть и к счастью, пока либералы занимают такую высокомерную позицию, у них нет шанса получить поддержку общества.

    В отличие от какой-нибудь Швейцарии или Франции, история России сложилась так, что у нас сформировалось две прямо-таки касты разных людей. В течение веков аристократические элиты жили отдельно от народа. Различия проявлялись не только в уровне образованности, но и чисто на генетическом уровне. В аристократических элитах был свой образ жизни, свои предпочтения при выборе партнёров, чем у простых людей. Это приводило к естественному отбору, селекции по разным критериям. Физиологически, гормонально, анатомически аристократия сильно отличалась от простых людей. Отличия были вполне сопоставимы с различиями европейцев и индейцев. То, что было очевидно одним, было безумием для других. Пока народовольцы пытались просвещать тупых селян, селяне изумлялись инфантильности и беспомощности умников.

    Изнутри либерального мышления может казаться, что они искренне переживают за страну и за народ. Но если к этому искреннему переживанию добавляется идея «они же там все идиоты и без меня пропадут», то это уже нарциссическая высокомерная позиция. Она отторгалась и будет отторгаться «дикарями», которых пытаются «вразумить».

    Думаю, что любой психолог объяснит, что в отношениях с детьми такое воспитание — это худший вариант. Ребёнок должен чувствовать, что ему можно быть собой, что его идеи и творческие находки нравятся родителям. Ребёнок должен чувствовать, что даже если он в чём-то косячит, родители всегда на его стороне. И если наши горе-либералы ставят себя в позицию всезнающих родителей для народа, то почему они ведут себя как обиженные абьюзеры, которые говорят детям «Ты что, тупой? Я же тебе сто раз говорил».

    Декабристы были далеки от народа. Народовольцы, сколько бы ни ходили в народ, воспринимались как взбалмошные барчуки, которым вздумалось поиграть в спасательство.

    Советский проект стремился стереть различия и сблизить оба полюса общества. Идея культурно просвещённого пролетария двигала страну Советов к её достижениям. Но чем искусственней и насильственней пытались стереть любое неравенство, тем сильнее было противодействие. И неравенство прорастало с новой силой. Одни элиты сменяли другие элиты. И все только и думали как бы научить мужика не быть дикарём.

    В русских былинах про богатырей прослеживается этот лейтмотив про то, как князья да бояре вечно что-то обсуждают, пока богатыри от народа делают реальное дело.

    Ленинская аристократическая идея по окультуриванию масс была естественным продолжением идей народовольцев и декабристов, которые были так далеки от народа. В ней сквозило то же снисходительное просвещение.

    «Война и мир», «Муму», «Анна Каренина», «Обломов», «Ревизор», «Отцы и дети», «Мёртвые души», «Мать» — вся классическая русская литература демонстрирует дистанцию между интеллигенцией, горожанами и народом, деревней. Помещики и чиновники стараются держаться в стороне от народа. Иные пытаются просвещать серые массы. Третьи сами уходят в народ и опрощаются.

    И эта игра в противопоставление умников и простаков никак не закончится.

    Пока сохраняется это непонимание и непринятие реального фактического народа, пока умные головы считают людей недоразвитой массой, требующей воспитания и просвещения, — народ продолжит деятельно отталкивать идеи умников. Эта высокомерная снисходительная забота о судьбах заблудших не способствует, а препятствует всякому диалогу. В то время как истинное признание ценности и достоинства любого человека, его мировоззрения и культурных корней является основой гармонии в обществе.

    Если кто-то хочет изменять ситуацию, необходимо начать с уважения к личности каждого человека, с признания разнообразия мыслей и желаний.

    Давно прошло время попыток «умыть» и «причесать». Современный либерал кажется анахронизмом, вывалившимся в нашу реальность из века XIX. Попаданцы наоборот. Современная Россия уже крепко укоренилась в принятии всего своего культурного и исторического наследия, в ней комфортно сотрудничают люди совершенно разных происхождений. Единственное, что эта система отторгает — это обесценивающий брезгливый и недовольный взгляд сверху вниз.

    Каждый из нас имеет свой уникальный путь и своё видение будущего. И если мы хотим строить лучшее будущее для всех нас — следует начинать с уважения друг к другу. Начинать нужно с себя.

  • Будущее предпринимательства

    Будущее предпринимательства

    Мы привыкли думать, что крупные корпорации большие и неповоротливые. Они могут своим массивным ресурсом осуществлять грандиозные инфраструктурные проекты, но на мелком уровне они не могут быть эффективны. Поэтому есть место для мелкого купечества. Можно найти где-то возможность купить подешевле, найти возможность продать подороже, правильно договориться, подгадать момент.

    Но что если года через три какая-нибудь крупная корпорация создаст искусственный интеллект, который будет мониторить миллионы частных объявлений в секунду, писать тысячи оферов, по открытым источникам формировать психологический профиль партнёров и аудитории, делать наилучшие предложения в самый подходящий момент.

    Сможет ли обычный старорежимный коммерсант тягаться с искином, который может за день протестировать десятки тысяч коммуникационных и торговых стратегий? Нет, не сможет.

    Если предприниматель занимается бизнесом чисто ради денег — продаёт то одно, то другое, — где маржа больше, а риски меньше, там и я, — то такой предприниматель останется в хвосте эволюции после армии роботов.

    Сегодня о своей карьере переживают дизайнеры и копирайтеры. Завтра искин начнёт конкурировать с врачами, юристами и предпринимателями. Если ещё не.

    Тут небольшое лирическое отступление. В 1998 году мой научный руководитель отправил меня на два мероприятия. Первое было студенческой конференцией в области биомеханики, математического моделирования тела и здоровья. Второе было медицинской конференцией взрослых врачей. На взрослой конференции я должен был рассказать о математической модели глазных мышц и хрусталика, которую мы предлагали использовать для уточнения офтальмологических процедур. Мышцы были пружинками, хрусталик резиновым шариком. Простые формулы.

    Но на студенческой конференции я увидел первые разработки распознавания изображений, первые попытки классификации данных. Я был под впечатлением. И вместо того, чтобы на взрослой медицинской конференции рассказывать про резинки и пружинки, я заявил, что лет через пятнадцать-двадцать робот по снимкам и данным сможет ставить диагнозы. Пятьсот взрослых дяденек и тётенек, держась за животики, хохотали надо мной. Моё выступление было последним в программе. Ведущий меня поблагодарил, что после насыщенной работы участников конференции я поднял всем настроение своим юмористическим выступлением.

    Научный руководитель потом мне сказал кратко: «Наслышан». Больше я с ним не сотрудничал.

    Так что же делать предпринимателю ввиду неизбежных вызовов?

    То же, что сегодня делают копирайтеры и дизайнеры: делать ставку на то, чего искину не постичь — на исключительно человеческое. Это искренние чувства, живая страсть. То, что невозможно скопировать и симитировать. Это то, что есть в искусстве и чего нет в подделке. Это есть у Стругацких и Толкина, но нет в фанфиках подражателей.

    Живая энергия искреннего гения. Устремлённость передать то, что не помещается в слова. Дизайнеры и копирайтеры вынуждены становиться художниками и писателями. Так и предпринимателям придётся становиться творцами и гениями.

    Это про возвращение к истокам. Сначала возникли художники, потом их заменили дизайнеры, а теперь дизайнерам придётся снова стать художниками.

    На чьё место пришли торговцы и коммерсанты? Кого они копировали, кому подражали? Хороший вопрос.

    Мне видится, что они заменили пассионариев, которые занимались распространением своей культуры. Строители государств, защитники цивилизации. Они приходили к дикарям, вовлекали их в экономику, строили города, распространяли свою культуру. Торговля, бизнес были лишь инструментом для распространения своего культурного цивилизационного кода. Так и сейчас каждому коммерсанту придётся задаться вопросом, какую культуру я распространяю своим бизнесом, какую цивилизацию я расширяю, какие боги меня поддерживают.

    Если остаться просто торговцами без богов и цивилизационных флагов, то останется лишь обслуживать решения искина.

  • Система взглядов соткана из боли

    Система взглядов соткана из боли

    В некоторых кругах общества людям привита привычка не проживать свои эмоции, а создавать из них мнения и суждения о людях, о мире, и как можно шире и быстрее эти мнения распространять. В итоге целые слои общества живут в системе представлений, которые имеют слабое отношение к реальной реальности. Их система представлений на девяносто процентов соткана из непрожитых эмоций множества людей.

    Люди прекрасно умеют проживать сполна, наслаждаться до дна своими приятными чувствами. Но люди изнежены и не терпят дискомфорта проживать неприятные эмоции. Именно неприятные эмоции они торопятся превратить в якобы умные мысли и запустить их в общее поле. Это значит, что система представлений в таком обществе соткана из непрожитой боли. В итоге мы получаем целые философии, целые системы представлений, которые несут лишь одно послание: жизнь боль, все сдохнут, всё бессмысленно, нужно бороться с мировым злом, но все обречены.

    Такие системы взглядов подобны лютому вирусу. Допустив в мозг такое мышление, человек сам себя направляет ко всё большим страданиям.

    Эта картина усугубляется ещё и тем, что согласно общепринятой культуре в этих кругах, сообщение считается тем правдивее, чем больше в нём боли, отчаяния, обиды, отторжения и возмущения. Уравновешенная нейтральность считается ложью. А хвалебные мысли приемлемы только если в них кроется жирный намёк на что-то иное, что нужно ненавидеть между строк.

    Даосская традиция настоятельно советует заботиться о пищеварении, не забивать желудок, вовремя ходить в туалет. А также следить за тем, чтобы эмоции тоже эффективно переваривались и освобождали бы место для ясности и уверенности. Когда непереваренные чувства, застрявшие в сердце, ударяют в голову и начинают науськивать на создание безумия, стоит обратиться к лекарю.

  • От культа богатства к поклонению мудрости

    От культа богатства к поклонению мудрости

    Деньги — это способ манипуляции. Когда их нет, ты не можешь больше ни о чём думать. Когда они есть, ты наслаждаешься собой. Когда деньги для человека на первом месте, то это зависимая и манипулируемая позиция. Деньги в отличие от здоровья, ясности духа, творческих идей — можно получить только от других. Всё остальное можно получить прямо из себя, деньги только от других.

    Если бы мы жили в древние времена с натуральным обменом, то каждый мог бы добыть себе богатство в лесу, на пляже. Я про звериные шкурки, про ракушки, камешки. Но сегодня деньги по определению не создаются кем попало. Ты их только обмениваешь с другими. Ты не можешь их выкопать из земли или собрать на пляже.

    В наши дни ставить деньги на первое место — это делать себя зависимым. Поэтому мне всегда был чужд народный китайский культ поклонения богу богатства 財神 cáishén. Я с недоумением смотрел на друзей, интересующихся китайской культурой, которые каждый китайский новый год постили ошеломительно яркие китайские картинки с розовощёким дяденькой среди гор золота и ярко-красных фонариков. Я скрывал своё несогласие с этой модой. Я считал это моим личным эстетическим выбором, ведь большинство всегда право.

    Но всё оказалось глубже. Оказалось, что далеко не все носители китайской культуры делают подношения богу богатства в китайский новый год. Оказалось, что в некоторых образованных кругах людей, связанных с даосскими традициями, считается, что этот культ бога богатства на новый год — это для простолюдинов. Обычным людям всё равно будет трудновато понять любую концепцию сложнее богатства, да и когда ты живёшь на грани выживания, то богатство — это верх счастья. Но для просвещённого человека другие вещи куда как важнее. Богатство, конечно, полезно, но это лишь инструмент для осуществления чего-то более значимого.

    Поэтому в просвещённых даосских кругах в китайский новый год обращаются к центру вселенной, к высшему божеству, вокруг которого вертится весь мир. Его называют Нефритовый Император, Тянь Гун — небесный владыка, бог Бог, источник создания мира. Если устремлять свои помыслы к этому образу в начале нового года, то это придаст человеку

    • мудрость,
    • справедливость,
    • верность себе и собственным принципам и ценностям,
    • понимание важности гармоничного устройства многоуровневого и многогранного общества.

    Такие вещи на порядок важнее, объёмнее, чем богатство, горшочки золота и вкусная еда.

    Культ Нефритового Императора был запрещён в Китае во времена правления императора Цяньлуна (1711–1799) манчжурской династии Цин. Это был период огромных социальных преобразований. Цяньлун был истовым последователем конфуцианства, считал своё виденье устройства общества наилучшим для всех народов. Поэтому он ощущал своим долгом принести своё совершенное правление максимальному числу людей. При его правлении цинская империя завоевала Тибет, Джунгарию, Кашгарию.

    В ходе завоевания Джунгарии цинские войска много раз входили на Алтай, что подтолкнуло присоединение Горного Алтая к России. Потоки ойратских и алтайских беженцев лились в Россию. Военные действия наносили урон китайским же феодалам Северной Монголии, чья экономика была связана с Джунгарским царством. Радикально настроенные элиты Северной Монголии вели переговоры о выходе из цинской империи и присоединении к России. После этой войны территория Джунгарии практически обезлюдела.

    Кашгария была мусульманским государством уйгуров в Восточном Туркестане. Захват Кашгарии оказался более лёгким. Пленных воинов, кто особо отважно сражался с цинскими захватчиками отправили заселять опустевшую Джунгарию, но край так и остался пустынным. Это сильно ослабляло экономику недовольных феодалов Северной Монголии и их попытки присоединения к России были прекращены кардинальными способами.

    После таких завоеваний возникла необходимость внутреннего контроля. Были прекращены любые контакты с варварской Европой. Была введена жесточайшая цензура и усилена пропаганда. Запрещались любые рассуждения о несовершенстве конфуцианской мысли, подавлялись любые увлечения даосизмом и буддизмом как альтернативой конфуцианству. Запрещённая литература под страхом смерти изымалась у населения и отправлялась в костёр. Под запрет попала развлекательная литература — сжигались художественные романы, повести про быт, про людей. Разрешена была только нравоучительная конфуцианская литература. Лишь два процента даосских и буддийских книг прошли цензуру и могли переиздаваться.

    Поклонению высшему даосскому божеству — Нефритовому Императору — было популярно среди оппозиционно настроенных группировок, «тайных обществ», сопротивлявшихся конфуцианской диктатуре. Их преследовали, искореняли, их культы запрещались.

    Так поклонение Нефритовому Императору, связанное со справедливостью, гармонией и мудростью уступило место культу богатства. Быть эффективным, экономически продуктивным членом общества стало гораздо важнее всего прочего.

  • Почему важно сохранять корни традиций

    Почему важно сохранять корни традиций

    Очень часто, слушая размышления психологов, коучей, терапевтов разных типов, я слышу точно то же самое, что есть в даосской и буддийской традициях. Люди собирают многотысячные вебинары, чтобы ошеломить слушателей своим «открытием», которое уже 2,5 тысячи лет назад сделано Буддой или Лао-цзы.

    Я встречаю разные инфо-продукты по типу «нейро-буддизм», «доказательный цигун». Авторы таких проектов берут некоторые элементы традиционной практики, которые материалистично-доказательно полезны для физического, гормонального или эмоционального здоровья, — и выбрасывают все прочие элементы традиции, которые не выполняют нужные задачи. Они обучают людей физическим упражнениям, дыхательным техникам, измеряют тонус мышц и сатурацию, анкетируют, определяя уровень стресса. И у них зачастую получаются неплохие продукты. Изучив предлагаемые ими системы, можно что-то улучшить в своей жизни.

    В подавляющем большинстве случаев авторы таких методик — это молодые люди, примерно 30–40 лет. Потом, конечно, они всю жизнь могут продолжать продавать свой инфо-продукт, но основы своей новой системы формируют в относительно молодом возрасте.

    У этих исследователей может быть два типа мотивации.

    Первая мотивация — это легализация традиции в современном сциентистском дискурсе. Такие исследователи искренне открыты традиционному учению, им искренне жаль, что современная наука порой считает традиционные знания мракобесием. И тогда они начинают делать все эти биомедицинские или психо-клинические исследования, чтобы показать, что в традиционных методах есть много рабочих элементов, что не надо заносчиво выбрасывать старые системы просто потому что они старые. Это здоровая форма мотивации.

    Вторая форма мотивации основана на отвержении традиции. Исследователю искренне непонятна и неинтересна вся духовная начинка традиции. Но пару физкультурных или антистрессовых приёмов из традиции забрать можно. В этом может быть что-то эдипово и нарциссическое одновременно. Убить старые авторитеты, завладеть частями их ценностей, считая себя единственно достойным. Продукт, который можно сколотить на такой основе, будет с патогенным душком.

    Настоятельно советую обходить стороной таких гуру, которые говорят:
    — Мы выбросили из буддизма/даосизма всё лишнее. Вся эта мистика, религия, мораль, культура, духовность, просветление, весь этот эзотерический цирк мы выбросили. Мы взяли только то, что действительно работает. Мастера прошлого в основном были дикие и непросвещённые, но пару толковых штук им совершенно случайно удалось изобрести. Эту пару толковых штук мы и возьмём, а остальное — на свалку истории.

    Иногда нужно прожить жизнь, чтобы понять смысл некоторых вещей. Когда вам за 40, вы начинаете понимать, что некоторые вещи, которые вам с детства твердили старшие, оказываются толковыми советами. Мой дедушка мне советовал вступать в отношения с девушками, которых не только приятно обнимать, но и с которыми есть о чём поговорить. Мой папа мне говорил, что важно уметь делать полезную работу, используя имеющиеся инструменты, а не бездельничать, заявляя, что пока у меня нет более совершенных инструментов, я ничего не смогу сделать. Этот процесс раскрытия мудрости продолжается. В 40 вы начинаете понимать родителей. А в 60 вы начинаете понимать мудрецов прошлого.

    Некоторой мудрости нужно время. Некоторые вещи просто не понять в молодости, потому что пока не хватает опыта и зрелости. И поэтому, на мой взгляд, это опасная тенденция — выхолащивание старых традиций юными эдипово-нарциссическими псевдо-гуру. Вместо глубокого целостного знания они создают инфо-франкенштейнов, которые могут слететь с катушек в любой момент.

    Побочные эффекты практик вне традиции

    Об этом мало говорят, но практики, вырванные из традиционного целостного контекста, могут приводить к весьма неприятным побочным эффектам.

    • Когда в медитации человек обнаруживает, как все тщательно выстроенные концепты ума начинают разлетаться в клочья, то необходима поддержка учителя и всего культурного, этического, духовного контекста. Иначе этот этап может забросить человека в лютую тревогу и панику. Мир рушится. Это грозит полным развалом всех смыслов, депрессией.

    • Когда практики вырывают из целостного контекста просто наобум, то нет вообще никаких гарантий, что это будет работать. Это путь к мошенничеству, когда людям продают одну неработающую практику. А потом в ответ на их жалобы продают другую неработающую практику. Это как продавать по частям обломки ворованного самолёта. Хуже всего то, что когда обманутый покупатель протрезвеет от манипуляции и разочаруется в гуру, он решит, что весь даосизм/буддизм — это надувательство. Так человек надолго закроет сам себе путь к тому, что могло бы ему помочь, если бы он принял это из добросовестных рук.

    • Некоторые практики могут приводить к развитию мощных способностей. Высокий уровень концентрации, работоспособности, физическая выносливость. Это слишком мощные орудия. Профессиональных боксёров ограничивает уголовный кодекс, применение профессиональных спортивных навыков в драке сопоставимо с применением оружия. А что ограничивает профессионального медитатора от применения своих сверхспособностей во вредных, опасных, преступных целях? Традиционно духовность, добродетель, благородство, обеты служили красивой оправой для ярких алмазов мощного сознания. Как оно будет использовано без этой оправы?

    • Фальшивая духовность может становиться формой побега от реальности. Если поверхностные поддельные практики не дают никаких значимых эффектов, кроме пары часов приятного самочувствия, то легко превратить такую практику в место для побега от реальности. У таких практикующих в их жизнях ничего не улучшается, дела только ухудшаются, проблемы копятся. Они становятся зависимы от очередной дозы медитации, которая лишь на пару часов помогает им отвлечься от проблем.

    • Учителя светской медитации зачастую говорят только о пользе для здоровья и об антистрессе. Они разбираются только в этом. Но если при этом они используют мощные традиционные практики, то применение самих этих практик может вскрывать гораздо более глубокие пласты. У практикующих могут возникать экзистенциальные вопросы, может распаковываться негативный опыт, который никакой антистресс не учитывает. Традиционный мастер сможет провести ученика через встречу с демонами и очищение застарелой кармы. Тренер веллнесса будет беспомощен, если кого-то из последователей забросит на глубокий слой опыта.

    Древность и современность

    Осовременивание традиционных знаний и практик, безусловно, происходит. Это нормальный процесс. Это признак живой традиции. Совершенно официальный даосский мастер аутентичной традиции сегодня может ездить на мопеде как все азиаты, носить обычные джинсы и футболку, ходить в те же рестораны и бары с друзьями. Мы можем искать новые формы донесения традиционных знаний, упаковывать в новые рекламные упаковки, созвучные духу времени. Коллеги, которые гордо застревают в догматизме следования архаичным формам, могут быть не вполне адекватны. Но важно различать, что именно является изменяемым культурным обрамлением, а что является сердцем и сутью традиции.

баланс бацзы бизнес боги боль вера влияние внутреннее состояние выбор даосизм даосская практика здоровье истории клиентов исцеление китай китайская медицина клиенты конфликты культура лао цзы лидерство медитация наставничество общество осознанность отношения перемены практики преображение прогностика рациональность ритуалы рост свобода смысл жизни стратегия страх традиции трансформация учитель и ученик цимэнь дуньцзя чжуан цзы эволюция эмоции энергия ци

Подписка
и контакты